кажется, не выкладывала.
это старое, зимнее, так что не верьте ни единому слову.
Алиса-У него нет сердца, - говорит она и затягивается. Она курит поразительно некрасиво, втягивая в себя не дым, а взгляды окружающих. Чтобы не смотреть, как она курит, я начинаю разглядывать свои руки. Вот здесь, кажется, должна быть линия жизни. Нету. А вот здесь - линия ума. Её тоже нет. А здесь… впрочем, не надо о грустном, я и так знаю, что у меня нет линии сердца.
-Наверное, у него как и у меня…
-Что как у тебя?! - наконец выходит из себя она. - Ну что?! Что у вас может быть общего? Он - умный, а у тебя зимой пальцы замерзают, у него красивые глаза, а ты не умеешь даже ресницы красить, у него машина, а ты съедаешь счастливые билетики на трамвай! Как ты можешь вообще говорить, что у вас хоть что-то есть общее?!
Она раздраженно тычет сигаретой в совсем ещё недавно чистую пепельницу, и собирается уходить. Поздно вспоминаю о том, что она была когда-то влюблена в него и о том, что мне нечем заплатить за кофе. Но она, кажется, помнит об этом сама и кидает на столик деньги. Как-то нехорошо получилось. Осторожно пробую почву:
-Алиса, прости меня, - но она недовольно фыркает и уходит, со спины вся такая рыжая в своей новой шубе и в новом образе.
А я остаюсь допивать кофе. Беру из пепельницы её окурок, потому что он ещё дымиться - она так спешила, что и затушить его не удосужилась. Алиса не умеет курить красиво. Мне даже жаль её, потому что если уж не умеешь - лучше вообще не делать. Наверное, мне стоит написать оду людям, умеющим красиво курить.
Уходя, Алиса что-то оставила на столе, но я с ходу не могу разобраться, что. Зажигалку? Книгу? Билет в театр? Нет. Сегодня Алиса оставила обиду и не_влюбленность. Обычно Алиса более внимательна к своим чувствам и менее - к вещам и памятным предметам. Сегодня с Алисой что-то не так. Ах, да, впервые за пять лет нашего знакомства Алиса не влюблена. Это странно и даже немного пугающе, потому что Алиса в период не_влюбленности так же раздражительна, как любая женщина во время месячных.
Я знала, что даже в её жизни бывают такие моменты, когда одного уже разлюбил, а другого ещё не встретил, но я никогда не встречалась с ней в такие моменты - просто не успевала. Даже если с утра она мне звонила и говорила, что вот, тот самый день, я могу приехать и увидеть, как она не_влюблена, то уже через полтора часа, когда я доезжаю до её квартиры, любовь уже заполняет всё её существо.
-Кто? - спрашиваю я. Она смеётся светом новогодних гирлянд и говорит:
-Сосед, выгуливающий собаку. Я видела его сегодня в окно.
Она смеется, и в комнате становится светлее. Это значит, что глаза Алисы тоже смеются. Но мне всегда казалось, что Алиса смеется о счастье, а глаза её смеются о грусти. Глаза Алисы насмехаются.
Самое красивое в Алисе - её глаза. Они оба карие, но один темнеет к вечеру, а другой меняет цвет, в зависимости от настроения Алисиного любовника. Именно поэтому Алиса никогда не носит часов, но всегда имеет при себе зеркало.
Я люблю Алисин смех. Однажды я даже хотела записать его на телефон и поставить вместо звонка, но ничего не получилось. Телефон молчал. Мы пробовали несколько раз, перезаписывали, но всё равно в итоге получали тишину разной степени концентрации. Тогда Алиса сказала:
"Видимо, я как звук не возможна к записыванию".
Так и сказала. И эти её слова тоже не записались, но навсегда мне запомнились, потому что так проще всего охарактеризовать Алису. Она не записываема как звук, не запечатлеваема как свет, не обнаруживаема как запах. Алиса просто есть, её можно ощущать только всеми рецепторами сразу. А если попытаться её разбить, понять из каких более мелких деталей состоит её существо, она исчезает вовсе.
Я думаю, Алиса - любовь в чистом виде.
***
-Привет.
-Приве-е-е-ет
Молчание.
-Ты так и будешь молчать?
-Да.
-Ты звонишь мне посреди ночи чтобы просто помолчать?!
-Ну… это ещё не ночь… Но в целом верно.
После паузы:
-О чем ты хочешь помолчать?
-О тебе.
Он, успокоившись, молчит. Я слушаю. По телефонному проводу порхают птицы и тоже молчат.
***
Остается всего два дня до Нового Года, и я судорожно ищу подарок для Алисы. Отвергая всех плюшевых медвежат и свинок, фоторамки и ароматизированные свечи, я перерываю магазины в поисках чего-то удивительного, невесомого, неясного и невечного. Этим подарком я хочу сказать ей все то, что живет в неотправленных письмах, несказанный словах и, вне всякого сомнения, в отражениях. Но вещи молчат. Молчат так некрасноречиво, что я просто не имею никакого права дарить их Алисе. И когда до Нового Года остается только два часа, я понимаю – ничего. Ничего не скажет за меня то, что должна я сказать ей сама, смотря в её глаза цвета горького шоколада. Пусть комкая под столом салфетку, пусть сбиваясь, но я должна, прочувствовав все слова языком, вытолкнуть их из своего горла на волю.
За семь минут до боя курантов я стою под её дверью, терзаю звонок и молюсь, чтобы она не надумала никуда уйти в новогоднюю ночь. Но она там, в квартире. Не торопится открывать, потому что все люди, которые ей нужны сейчас наверняка уже там – все те, в кого она была влюблена последние две недели. Я представляю, как она сидит в кресле, подобрав под себя ноги, и смотрит довольным и уже немного хмельным взглядом вокруг, собирая кусочки мозаики – недавно женившийся поэт, зашедший лишь на минуту, обувает ботинки и говорит гадость бывшему её однокласснику, поедающему салат оливье за накрытым белой скатертью столом; двое сокурсников, рьяно спорящие о чем-то, размахивающие руками, похожие на двух голодных грифов; несколько постоянных гостей, которые приходят на все её праздники, дарят ей букет белых роз и сидят до самого конца в углу, не спуская с неё влюбленных глаз, а она даже не помнит их имена.
Эта картинка очень четко стоит у меня перед глазами, только по краям немного размыта. Слезы, слезы текут, со злости хочется выломать эту дверь к чертовой матери, но я лишь тихонечко скребусь в кожу обивки у замочной скважины. Шепчу: «Алиса, Алисочка, ну открой, ну где же ты, Алисаалисаалиса…»
Когда дверь открывается, от неожиданности я падаю на грязную плитку.
Алиса стоит на пороге, красивая настолько, что я даже зажмуриваюсь. Мне больно, и плохо, и хочется плакать, потому что такая красивая Алиса ну никак не может любить меня, и сейчас она обязательно скажет какую-нибудь гадость и мне придется уходить – туда, где зима, туда, где её нет. Я смотрю на неё снизу вверх, а она сверкает, потому что в глаз что-то попало и…
-Ты сможешь простить меня? – спрашивает она. А я не знаю, откуда она оказалась рядом, ведь только что была далеко-далеко, практически в полуметре от меня. А сейчас рядом, и я вижу себя, отражающуюся в её зрачках, - такую простую, такую нелепую.
Я закрываю глаза и считаю до пяти, а потом:
-Прости меня, - говорю, но глаза остаются закрытыми. Вдруг не простит?
Сквозь толстую зимнюю куртку я чувствую давно выученное прикосновение – ля минор – и улыбаюсь. Улыбаюсь уже в её рыжие волосы, пахнущие утром и изумрудами, и теперь она точно рядом.
-Алисаалисаалиса, - шепчу я, боясь замолчать. Ведь Алиса из тех женщин, что уходят, когда меняется ветер.
***
На пороге нового года мы у порога её квартиры, смеемся, а по её щекам размазаны мои непрошенные слезы, а у меня на ладонях – её шепот и мы смеемся, смеемся, мы, и правда, самый счастливые. Разрезанная тишина звенит по углам лестничной площадки. Я запоминаю каждое мгновение пальцами, глазами, ушами, чтобы не потерять ни секунды абсолютного счастья.