Сегодня я пахну чужим шампунем для волос (абрикосовый?), чужой гигиенической помадой (розовая?), чужим дезодорантом (не определено), чужой сосалкой от кашля (ментол?).
Пишу отрывками, потому что иначе сейчас никак. Возможно, когда-нибудь, из этого что-нибудь и выйдет. Плка вы можете наслаждаться лишь эстетически - написанием (хотя чёрт его знает, может и здесь выйдёт не так хорошо, как хотелось бы). Спасибо, что хоть читаете.
1.
Крепче сжимаю твою руку в своей, а ты молчишь. Я хочу рассказать тебе о том, что сегодня я наконец-то разделила себя на две части, одна из которых – ты, а второй я дышу, о том, что сегодня слёзы не льются, только снежинки в уголках глаз, но ты не слышишь меня. Белый шум в твоей голове заглушает всю меня. Я – пантомима, без слов изображающая боль.
Ты поднимаешь лицо вверх, снег образует на нём таинственные узоры, но не тает. Мне кажется, через твои глаза небо втекает в тебя. Мне кажется, когда-нибудь ты туманом исчезнешь из моей жизни, поэтому я всё крепче сжимаю твою руку.
-Зима. Зима чувств, - бормочу я, обращаясь скорее к себе или небу, чем к тебе. Даже небо отвечает мне чаще, чем ты.
Нам нужно идти и я тяну тебя за руку куда-то вперёд. Я сама не знаю, куда мы идём, но мне кажется, что впереди всегда что-то есть, нужно просто дойти.
Мы бредём по снегу, оставляя за собой прошлое и следы. Снег не тает на твоей одежде, на твоих руках и лице. Тебе не холодно, холодно мне от твоих взглядов, сканирующих меня на пустоту. Я хочу гадать по снежинкам на твоих ресницах, но нужно вперёдвперёдвперёд. И мы, не останавливаясь, бредёт по снегу дальше, где наше потерянное настоящее и, возможно, есть чужие следы.
Золотоволосый бог смеётся, глядя на нас. От его смеха во мне просыпаются мотыльки, и мне кажется, я не могу уже отвернуться от него. Его глаза меняют цвет с зелёного на сиреневый и потом снова на зелёный. Я повторяю вопрос:
-Так как нам отсюда выбраться?
А он не отвечает. Смеётся. У него в руках два железных ведра, наполненных водой и от его смеха вода тоже меняет цвет: бирюзовая, затем розоватая, затем – светло-жёлтая.
Этот смех как будто разделяет нас с тобой: во мне он звенит бубенцами, а от тебя отражается звуковой волной. Мы через этот смех как через стену и не достучаться.
-Отсюда не возможно уйти, - говорит он, не прекращая смеяться, как будто у него два голоса – один, чтобы смеяться и другой, чтобы говорить.
-Но как же… - я чуть не плачу, потому что зима и холодно, и твоя рука в моей руке холодная и не греет и ещё совершенно не понятно, как нам уйти отсюда. Но зима, зима чувств и слёз нет – только снежинки. – Мы же как-то вошли, значит, и выйти как-то можно…
-Нельзя. С ним – нельзя.
Золотоволосый бог смотрит только на меня, но мне кажется, что с большим удовольствием он бы говорил с тобой.
-Почему?
-Твой этот, - кивок в твою сторону, - тоже бог. Прости, его не выпустят отсюда.
Глаза золотоволосого бога снова меняют цвет. Теперь они карие. Его первый – смеющийся – голос замолкает, и теперь я слышу только второй. А второй говорит неправильные вещи, злые, ужасные. Он говорит, что тебя не выпустят, что ты, как всякий бог, должен остаться здесь навсегда, что я никогда тебя больше не увижу…
Я почему-то не заметила, как опустела моя рука. Как ты ушёл, не оставив мне даже своего запаха хвои.